Кем и каким был Елисей до того, как захотел стать пророком и получил этот дар? Никем. Он просто захотел пойти с Ильей и Бог исполнил его желание. Очевидно, что он не был озабочен собой, не старался стать прежде прекрасным, чтобы увидеть красоту, как учит язычник Плотин и тьма его последователей. Не в этом ли главное препятствие для возгорания того огня, о котором говорил Христос?
Мы все по-язычески обращены на себя: я пустой, я не призван, я, я, я! Мы никогда не будем призваны, если будем думать о себе: я хочу послужить, заслужить и т.п. Если человек думает о себе: дорос я до служения или нет, значит он думает о себе, как о предмете приложения усилий, как объекте самосовершенствования.
Тот, кто просил: позволь мне похоронить прежде отца – не думал о себе, поэтому Христос взял его в ученики. А тот, кто говорил: я пойду, куда бы ты ни пошел – не был увлечен ни идеей, ни целью, и был оставлен. Он думал о самом процессе: я буду делать все, что Ты скажешь. Такое умонастроение не способствует призванию. Сначала надо полюбить саму идею, ради которой это дело совершается. Мало хотеть исполнять заповеди, надо проникнуться сутью этих заповедей, чтобы полюбить их.
Служение начинается не с решения: я должен служить, а с наполненности идеей. Когда апостол Павел получил в откровении евангелие от Бога, он бросил все, пошел домой в Тарс и сидел там. А начал проповедовать только после того, как его позвали и уговорили что-то делать для служения. И когда он рассказывал другим, он прежде всего сам любовался на то, что было ему открыто. Главное для него было – это рассматривание этой идеи, этой жемчужины.
Ему наверно и неважно было – кто-то смотрит на нее или нет? Он как-бы сам для себя рассказывал, и не мог при этом переключиться на что-то другое. Допустим, задуматься о реакции людей: ну как вам, нравится? Видите вот эту грань? А эту? Нет. Невозможно других увлечь красотой жемчужины, если мы сами перестанем на нее смотреть, ибо другой человек не увидит ее в вашей душе, если вы сами перестанете ее видеть. Можно ведь радоваться во время проповеди самой проповеди, а не жемчужине.
Люди уловляются только увлеченностью самого человека, чем он сам живет и что может показать. Если человек горит, тогда Бог его берет и ставит как свечу на видное место. Не сам он бежит на это место, а Бог его приводит. И тогда он счастлив в любом случае – поставили его светить другим или нет.
Таким образом, есть то, что человеку по душе, что «распирает» его изнутри, а есть то, что он сам себе придумал. Можно самому себе сконструировать некий «промысел», и вместо жемчужины рассматривать свою гордыню.
Например, я узнал, что какого-то человека Бог воскресил и вознес к Себе. Раньше я думал, что такого быть не может, а теперь, в радости от этого события, готов нести эту весть каждому. Буду же теперь очищать эту жемчужину от наслоений языческих, чтобы и другие смогли полюбоваться ею! А других, может быть, это и не зажигает, их «распирает» другая идея, например, больным и бедным помогать. И эта его внутренняя радость способна зажечь других. Но от простого решения: я хочу полюбить людей – любовь не появится, пока мы на самом деле не полюбим. В реальном опыте и на деле.
Даже хорошая идея – это оболочка, а нужна содержательная часть. Почему я пустой? Потому что занят собой, а не поиском этого сокровища, до забвения себя. Когда человек переполнен чем-то, тогда он уверен, что и другие могут испытать то же самое. Тогда это действует. Это тоже служение – дать мину в оборот другим, если сам не можешь ходить и всем показывать.
Если зерно проросло у сеятеля, тогда можно надеяться, что оно прорастет и у других. Мы не зерно, мы только сеятели, как и апостолы, которые этот рост зерна в душе пережили не интеллектуально, а сердцем.
А что делать тем, у кого в сердце уже прорастает сорняк? Ведь изменить привычки сердца нелегко. Иногда это внутренняя трагедия. К примеру, внезапно я осознал простую вещь: ведь апостолы не проповедовали, что Мария родила бога! Но расположенность к этой красивой идее живет в сердце и изгнать ее оттуда не так просто.
Апостолы отбросили все красивые идеи и учения, которых было немало на тот момент, ибо в сравнении они видели их ущербность. Они поставили на первое место такое благорасположение своей воли, чтобы поставить на первое место то, чего хочет Бог. Бог открыл еврейскому народу путь спасения через завет. Бог открывался и другим народам, и религиям, но это не значит, что Он заключил с кем-то завет. Это сделал Христос, своей смертью доказав несостоятельность внешнего закона, и был воскрешен Богом за то, что остался верен своему внутреннему закону совести.
Что поделать, человек творческое существо, особенно язычники. Они прибавили к этому еще и другой способ спасения – через мистерии (таинства). А наряду с Библией появилась другая равная для них по значимости литература – деяния епископов соборных и простых, писания старцев и святых и т.п. Теперь желающим обрести апостольскую жемчужину придется сначала продать эти «богатства» церковные, чтобы ничего не слышать и не видеть, кроме нее. А затем очищать ее слезами и болезненно вырывать сорняки, проросшие в самое сердце.
Св. Григорий Богослов заметил однажды: «Предмет для споров у нас – святая Троица, а истинная причина – невероятная вражда».
Никогда не смогут принадлежать к духовной церкви те, кто пытается разделить Бога и церковь при помощи политики или богословия, т.к. истинная Церковь создавалась в тиши Гефсиманского сада, а не в шуме соборных споров и взаимных анафем. Со стороны кажется, что «богословы» борются за истину, а на самом деле пытаются поделить хитон Христов.
Спорили о природе Мессии, природе Бога, природе энергии. Что такое эта энергия – творение или Сам Творец? и т.п. Возникает сомнение: взял бы Христос подобных умников себе в ученики? Очевидно, что нет. Если бы кто-либо из них начал пустословить о количестве «воль» и «природ» у Мессии, или о личностях Божиих – это бы выглядело как кощунство. Даже после воскрешения Учителя никому не пришло в голову ни спорить, ни даже упоминать об этом.
Почему апостолы были равнодушны к вопросу, ставшему 300 лет спустя причиной расколов и потрясений? Потому что эти темы никогда не подымала ни Библия, ни Сам Христос. Это интересовало только великих «отцов церкви», получивших образование в греко-языческих школах. Подлинный Отец Церкви не имеет к этим спорам никакого отношения.
У пророков и апостолов был только один Отец, Сущий на небесах, а не ходящий рядом в образе человека, поэтому и спорить было не о чем. Нет в Библии такой темы или учения. Один пророк Михей, якобы, учил об иной природе Христа, но и это не совсем очевидно из библейского контекста. Ясно, что Христос получил бессмертную природу, но только после воскресения, а не до него.
Не будем спорить и выяснять кто первый заговорил об этом – Иоанн, Филон или Климент, но выглядел этот спор совершенно недостойно. Апогеем этого богословского чванства стал известный спор паламитов с варлаамитами. Посмотрим, какой коварной хитростью они заставили обсуждать эту тему всю церковь.
Чтобы стать участником спора вначале следует без рассуждения, априори, впустить в свое сознание постулат или идею о разделении Бога на энергию («познаваемую») и собственно Бога («непознаваемого»), т.е. сделать умный вид, что мы в этом что-то смыслим. Кто вовлекался в эту «очевидную неочевидность», тот неизбежно становился игроком на поле противника, т.е. языческим богословом.
Дальше следовали уже чисто философские рассуждения и приемы: «энергия» - это не Сам Бог, но поскольку она «исходит от Бога» - значит она святая. Это для любителей «святынь». А желающие увидеть «несотворенную» энергию (нетварную) – это для избранных. Чтобы «сподобиться» такого видения надо не один год просидеть с опущенной головой в тишине паламийской или студийской келии.
Мы называем это Христовым учением? Или учением Его Церкви? Какая недостойная подделка! Это даже не имитация христианства, или, как говорят греки – мимикрия. Это его антипод – противоположность. Разве не так?
Христос проповедал Царство, которое внутрь нас есть. Этим самым Он отменил культовое, храмовое служение Богу, ибо если Царь и Его Царство внутри, значит там же и Его храм с престолом, и жертвенник и жертва. «Да приидет Царствие Твое», т.е. не явно, а неприметным образом – в глубине сердца. Христос упразднил Моисеево «умеренное язычество», попущенное для того, чтобы сделать невозможным служение чужим богам, и проповедал другое служение – духом и истиною.
Апостолы повторяли проповедь своего Учителя, за что и были постоянно преследуемы и убиваемы, подобно первому мученику Стефану. Суть его проповеди, как и остальных апостолов заключалась в следующем: служащие Богу духом и истиною, т.е. не только молитвой, но и исполнением заповедей вплоть до любви к врагам, больше не нуждаются в храмовом служении, ибо Христос принес последнюю жертву – жертву любви. Таковые имеют право надеяться на воскресение без суда и называться учениками Распятого. Не любящий врагов не может надеяться на воскресение без суда, ибо он не христианин.
Однако гностики исказили это учение. Евангелие от Иоанна предполагает только любовь к ближним, о благословении в адрес гонящих и проклинающих речь уже не идет. Кульминацией этого направления стали проклятия первого Собора, наложенные на инакомыслящих братьев (еретиков). Таким образом, был узаконен Талмуд: возлюби только ближнего, а кто мой ближний – определяет уже не Христос и не апостолы, а церковный Собор. Пропорционально тому, как евангелие от Иоанна набирало популярность – охладевал не только дух, но искажалась и сама суть евангельской проповеди.
Евангелие от Иоанна, составленное при участии гностиков, стало проповедовать Христа, как бессмертного Логоса, сошедшего с небес. А также веру в бессмертие душ, уверовавших во Христа, как Бога. Этим была подорвана вера в необходимость собственного воскресения. Соответственно, иссякла радость и даже смысл воскресения души человеческой. А проповедь о воскресении тел для праведно живущих – особо не радовала, ибо тело всегда воспринималось, как темница для души.
В итоге христианская вера потеряла свою возрождающую силу. Греки построили новое культовое здание своей церкви исключительно на евангелии от Иоанна. После писаний Иоанна о воплощенном Логосе стала возможной и культовая практика соединения с Ним в мистерии, т.е. в таинстве, языческом по своей сути.
Христианство – это духовный образ жизни, а язычество без философии и культовой системы не существует. Именно язычество, согласно Откровению, приведет в мир антихриста. Произойдет это во время мировой скорби, когда Церковь будет отнята от земли: «Когда Церковь будет отнята отсюда, наступит скорбь, какой не было и не будет», - говорит Ириней Лионский (Св. Ириней Лионский, Против ересей, Спб., 2008, с. 516). Разве торжество язычества в христианстве – это не мировая скорбь? Господь закрывал глаза на христианское язычество до тех пор, пока масса простого народа была безграмотной. Сейчас все грамотны и лукаво «не замечают» языческую наготу церкви. Это хуже во сто крат.
Огонь нездоровой мистики, которым горит наша церковь – грозное предзнаменование огня вечного – огня диавола. Именно к нему ведут нас наши богословы, реанимируя древнее язычество. Именно они издревле, с первых веков христианства пытаются вдохнуть «дух Христов» в мертвое тело язычества, завуалировав его «евангельскими» смыслами. Смыслами евангелия от Иоанна в первую очередь.
Наша задача – увидеть эту тайну беззакония, чтобы стало возможным практическое от нее отречение; надо понять несовместимость христианской веры с культом и связанным с ним богословием сопричастности Богу через «воплощенный Логос» и другие «логосы» и святыни. Кажущаяся на первый взгляд прекрасной идея пантеистического «всеединства» Бога и материи всегда заканчивается созданием идолов, «святынь» и культа личностей.
Языческое богословие не может остановиться в своем развитии, оно неизбежно доходит до своего логического конца и вырождается в грубый фетишизм. Сегодняшняя церковь яркий тому пример. Церковь заполонили святыни, «святостью» которых она активно спекулирует. Долго так продолжаться не будет и суд Божий непременно совершится.