1. Костер догорел. Нам достался лишь дым...
Зададимся простым, но сущностным вопросом, отбросив мистические наслоения: что же на самом деле вдохновляло первых апостолов и заставляло их идти на верную смерть? Какая сила зажигала сердца людей во время их проповеди? И почему эта сила действовала не на всех? Сегодня мы часто задаемся вопросом: почему сейчас некому и нечем зажечь ту же искру, что горела в первые века? Неужели для этого, как утверждал философ-неоплатоник Плотин, необходимо сначала самому стать подобным солнцу, чтобы узреть его свет?
2. Призвание: забыть себя, чтобы обрести
Взглянем на пример пророка Елисея. Кем он был до того, как последовал за Илией и получил пророческий дар? Никем особенным. Он просто искренне захотел пойти за пророком, и Бог исполнил его желание. Ключевой момент здесь в том, что Елисей не был сосредоточен на самосовершенствовании, не пытался сначала «стать прекрасным», чтобы потом увидеть Красоту, как учит языческая философия. Не в этой ли эгоцентричной обращенности на себя кроется главное препятствие для возгорания того огня, о котором говорил Христос?
Современный человек часто зациклен на себе: «Я пуст», «Я не призван», «Я недостоин». Это бесконечное «я, я, я!» становится непреодолимой стеной. Мы никогда не будем по-настоящему призваны, если наше служение мотивировано желанием «послужить, чтобы заслужить» или мыслями о том, «доросли» ли мы до него. Такое мышление превращает человека в объект для приложения усилий, в проект самосовершенствования, а не в живой сосуд для Божьего дела.
Евангельские примеры ярко это иллюстрируют. Тот, кто просил: «Позволь мне прежде похоронить отца моего», — не думал о себе, и Христос взял его в ученики. А тот, кто пафосно заявлял: «Я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел», — на самом деле был увлечен не целью, а самим процессом следования. Такое формальное намерение не способствует подлинному призванию. Сначала нужно всем сердцем полюбить саму Идею, ради которой все совершается. Мало хотеть исполнять заповеди — нужно проникнуться их сутью и полюбить их.
3. Служение рождается из внутренней полноты
Истинное служение начинается не с сухого решения «я должен служить», а с внутренней переполненности, с одержимости великой идеей. Взгляните на апостола Павла. Получив откровение Евангелия, он не бросился сразу же всех учить. Он ушел в родной Тарс и… просто жил с этим сокровищем. Начал же проповедовать он лишь тогда, когда его позвали и уговорили что-то делать для общины. И когда он говорил, он прежде всего сам любовался той жемчужиной, что была ему открыта. Его проповедь была рассказом восхищенного сердца.
Ему, вероятно, было даже не так важно, смотрят ли другие на эту жемчужину. Он рассказывал как бы для себя, не переключаясь на оценку реакции слушателей: «Ну как, нравится? Видите вот эту грань?». Невозможно увлечь других красотой, если ты сам перестал на нее смотреть. Другой человек не увидит ее в твоей душе, если ты сам ее там не видишь. Опасно радоваться во время проповеди самой проповеди, а не той Истине, которую несешь.
Людей захватывает только подлинная увлеченность человека тем, чем он живет. Если человек горит, тогда Бог берет его и ставит, как свечу, на видное место. Он не бежит сам занимать это место — его приводит Бог. И такой человек счастлив в любом случае, поставлен ли он светить другим или нет, потому что его счастье — в самом огне, а не в месте, где он горит.
4. Подлинное и мнимое
Таким образом, есть то, что естественно «распирает» человека изнутри, а есть то, что он сам себе придумал и сконструировал. Можно создать себе некий «промысел» и вместо небесной жемчужины любоваться собственной гордыней.
Например, человек узнает, что Бог кого-то воскресил. Раньше он считал это невозможным, а теперь, переполненный радостью от этого события, готов нести весть каждому. Он будет очищать эту жемчужину от наслоений, чтобы и другие могли ею восхищаться! А другого человека, возможно, зажигает иная идея — например, помощь больным и бедным. Его внутренняя радость от служения любви тоже способна зажечь сердца. Но от одного лишь решения «я хочу полюбить людей» любовь не появится. Она рождается только в реальном опыте и на деле.
Даже самая правильная идея — лишь оболочка. Нужно содержание. Почему человек чувствует себя пустым? Потому что он занят собой, а не поиском небесного сокровища — поиском до полного забвения себя. Когда человек переполнен, он уверен, что и другие могут испытать то же. Тогда его слова и жизнь действуют. Это тоже служение — передать найденную «мину» (жемчужину) другим, если сам не можешь ходить и всем ее показывать.
Если зерно проросло в душе сеятеля, есть надежда, что оно прорастет и у других. Мы — не само зерно, мы лишь сеятели, как и апостолы, которые пережили рост этого зерна не интеллектуально, а всем сердцем.
5. Сорняки в сердце и труд очищения
А что делать тем, в чье сердце уже глубоко проросли сорняки чуждых идей? Изменить укоренившиеся привычки сердца нелегко, это подчас внутренняя трагедия. Например, можно внезапно осознать простую вещь: апостолы не проповедовали, что Мария родила Бога! Но расположенность к этой красивой, возвышенной идее уже живет в сердце, и изгнать ее оттуда мучительно трудно.
Апостолы же отбросили множество красивых идей и учений своего времени, потому что в сравнении с открывшейся им Истиной видели их ущербность. Они поставили на первое место не свои предпочтения, а то, чего хочет Бог. Бог открыл путь спасения через завет с еврейским народом. Он открывался и другим народам, но это не значит, что Он заключал с ними завет. Это сделал Христос, Своей смертью доказав несостоятельность внешнего, формального закона, и был воскрешен Богом за верность внутреннему закону совести.
6. Языческое наслоение и искажение сути
Человек — существо творческое, особенно в религиозной сфере. Языческий мир привнес в христианство иной способ «спасения» — через мистерии (таинства). Наряду с Библией появилась обширная литература, ставшая для многих равной по авторитету: деяния соборов, писания отцов церкви, старцев и т.п. Теперь тому, кто хочет обрести апостольскую жемчужину, приходится сначала «продать» эти накопленные церковные «богатства», чтобы ничего не заглушало ее тихий свет, а затем болезненно вырывать сорняки чуждых учений, проросшие в самое сердце.
Святой Григорий Богослов метко заметил: «Предмет для споров у нас — святая Троица, а истинная причина — невероятная вражда». Те, кто пытается разделить Бога и Церковь с помощью политики или умозрительного богословия, никогда не смогут принадлежать к духовной Церкви. Истинная Церковь рождалась в тишине Гефсиманского сада, а не в шуме соборных прений и взаимных анафем. Со стороны кажется, что «богословы» борются за истину, а на деле часто пытаются «поделить хитон Христов».
Спорили о природе Мессии, природе Бога, природе Божественной энергии. Возникает резонный вопрос: взял бы Христос таких умников в ученики? Очевидно, нет. Подобные рассуждения о «волях» и «природах» выглядели бы кощунством рядом с Ним. Даже после Воскресения Учителя апостолам не приходило в голову спорить на эти темы.
Почему они были к ним равнодушны? Потому что эти вопросы не поднимались ни в Библии, ни Самим Христом. Они интересовали в основном «отцов церкви», получивших образование в греко-римских философских школах. Подлинный Отец Церкви — Бог — не имеет к этим спорам никакого отношения. У пророков и апостолов был один Отец — Сущий на небесах, а не спорщик на земле, поэтому и спорить было не о чем.
7. От духовного Царства к культовому сооружению
Христос проповедовал Царство Божие, которое «внутрь вас есть». Этим Он отменил культовое, храмовое служение, ибо если Царь и Его Царство внутри, то там же и храм, и жертвенник, и жертва. «Да приидет Царствие Твое» — то есть неприметно, в глубине сердца. Христос упразднил Моисеево законодательство (которое апостол Павел называл «детоводителем») и проповедовал служение «в духе и истине».
Апостолы повторяли эту проповедь, за что и претерпевали гонения. Суть ее, как в речи первомученика Стефана, была такова: те, кто служит Богу духом и истиной — не только молитвой, но и исполнением заповедей вплоть до любви к врагам, — больше не нуждаются в ветхозаветном храмовом ритуале, ибо Христос принес последнюю и совершенную жертву — жертву любви. Такие люди имеют право надеяться на воскресение и жизнь вечную. Не любящий врагов не может называться христианином в полном смысле.
8. Искажения и подмена
Однако это учение было искажено. Например, в Евангелии от Иоанна акцент смещается на любовь к «ближним», а заповедь о любви к врагам и благословении гонителей отходит на второй план. Кульминацией этого сужения стала практика церковных анафем на инакомыслящих, узаконенная первыми Соборами. Фактически был создан христианский аналог талмудического принципа: «Возлюби ближнего», где определение «кто мой ближний» перешло от Христа к церковной иерархии.
По мере роста популярности Евангелия от Иоанна, написанного, вероятно, под влиянием гностических идей, менялась и суть проповеди. Стал проповедоваться Христос как предвечный, бессмертный Логос, сошедший с небес, и вера в бессмертие души, уверовавшей в Него как в Бога. Это подрывало библейскую веру в телесное воскресение. Радость от грядущего воскресения меркла, ведь тело в греческой философии часто воспринималось как темница для души.
В итоге христианство во многом потеряло свою первоначальную преображающую силу. Греческое богословие построило новое культовое здание церкви во многом на основе Евангелия от Иоанна. После учения о Воплощенном Логосе стала возможной и новая культовая практика — идея соединения с Богом через таинства (мистерии), по сути своей языческие.
9. Христианство или язычество в облачении?
Христианство — это прежде всего духовный образ жизни, а язычество не может существовать без сложной философской системы и культа. Именно язычество, согласно книге Откровения, подготовит путь антихристу. Св. Ириней Лионский писал: «Когда Церковь будет отнята отсюда, наступит скорбь, какой не было и не будет». Не является ли торжество языческих форм в христианстве уже началом этой скорби? Господь долго терпел это смешение, пока народ был безграмотен. Сегодня же многие грамотные люди сознательно закрывают глаза на «языческую наготу» церковной системы, что гораздо хуже.
Огонь нездоровой мистики, которым пылает современная церковь, — грозное предзнаменование. Именно к нему ведут богословы, реанимируя древнее язычество под христианскими лозунгами. С первых веков они пытаются вдохнуть «дух Христов» в мертвое тело языческого миросозерцания, прикрывая его евангельскими цитатами, в первую очередь из Евангелия от Иоанна.
Наша задача — разглядеть «тайну беззакония», чтобы стало возможным практическое отречение от нее. Нужно понять принципиальную несовместимость живой христианской веры с культовой системой и связанным с ней богословием «сопричастности» через «воплощенный Логос» и материальные «святыни». Красивая на первый взгляд идея пантеистического «всеединства» Бога и мира всегда заканчивается созданием идолов, культом реликвий и обожествлением личностей.
Языческое богословие неумолимо движется к своему логическому концу и вырождается в грубый фетишизм. Современная церковь — яркий тому пример, заполненный «святынями», святостью которых она активно спекулирует. Долго это продолжаться не может. Суд Божий непременно совершится, отделяя подлинный огонь веры от густого дыма человеческих преданий.