Да, именно так, и не спорьте! Я человек незамысловатый, но до этой истины дошел уже давно. То, что я не в курсе, как в макаронах проделывают отверстия, еще ни о чем не говорит. Взять, к примеру, ученых — они же не могут объяснить, каким образом летает майский жук. Согласно законам аэродинамики, он вообще не должен подниматься в воздух, но ведь летает же!
1. Суть важнее мелочей
Зато эти же ученые прекрасно разбираются в теории относительности и прочих сложных материях. И никто их не упрекнет: мол, сложное знаете, а простого не ведаете! Детали можно и упустить, главное — ухватить самую суть, понять общую картину.
А суть вот в чем: не так важна дырка в макароне, как их наличие и вкус. И не принципиально, почему жук летает. Куда важнее вопрос: почему мы, простые люди, не можем летать? По теории относительности мы все куда-то мчимся, а на практике для этого требуются огромные деньги…
Но и это все мелочи. Главный вопрос — почему мы не можем жить так, как нам хочется? А как хочется? Квартира в центре, «мерседес» у подъезда, вилла на Гавайях, яхта, много денег, музыки, женщин…
Идеальнее всего, конечно, было бы завести золотую рыбку в услужении — мало ли какие проблемы могут возникнуть. Ну а если не сказочную рыбку, то все перечисленное выше — вещи вполне реальные и осязаемые… но почему-то не для нас. Почему? Кто во всем виноват? Евреи… и наша собственная любвеобильность.
2. История любви и разочарований
Простому человеку жить без любви невозможно, а евреи этим нашим качеством ловко пользуются. Много веков народ обожал своего царя. И царь с приближенными жил припеваючи. Плохо приходилось только простому люду.
За него тогда вступились большевики — полюбили народ любовью крепкой, до гроба. А где любовь, там и ревность. В приступе ревности досталось всем — и народу, и царю. Народ, опьяненный большевистскими обещаниями, в пьяном угаре породил всякую нечисть: Революцию, Разруху, Голод и Беспризорность…
А как мы обожали Сталина! От этой любви родились: Коллективизация, Магнитка, Турксиб, Беломорканал, ГУЛАГ… Но вот парадокс: чем сильнее любишь, тем хуже живешь, а то и вовсе перестаешь жить. И лишь после кончины «отца народов» выяснилось: виновник наших бед — он сам. Не устоял перед соблазном.
Увлекся, вместе с нами, любовью к собственной персоне. Умеем мы, ох как умеем, разоблачать недругов — но только постфактум! Не зря мой сосед-еврей говаривает: «Вот бы мне тот ум, что у тебя бывает „потом“». Вечно им всего мало!..
После Сталина объектом обожания стала Партия. Пылая страстью, народ слагал о ней песни, легенды, былины… И рождала Партия, а вскормить своих детей должен был народ. Нет, не детей — детищ! С чудными именами: Целина, БАМ. А во время родов под названием Перестройка Партия скончалась. И получилась Перестройка какая-то хилая, слабенькая и умом, и телом. А чего еще ждать? И народ, и Партия износились в страстном единении…
Но разве можно сказать, что после ее кончины жизнь наладилась? Может, кому-то и стало лучше, но не всем. Тем, кому не полегчало, осталось любить Демократию и Демократов. Откуда они взялись и почему в таком изобилии — загадка.
3. Плоды новой любви
Та же любовь, те же страсти и, как следствие, детишки. Но поскольку народ один, а желающих его соблазнить и «поиметь» теперь множество, вместо крепких хозяйственников снова рождаются одни уродцы. Взять хотя бы Реформу. Не дитя, а сплошное горе. Словно кто-то со стороны приложил руку к ее зачатию. Имя вроде красивое, но не наше, а сама она как Гидра — многоликая и безобразная. Реформа Власти, Реформа ВПК, АПК, ЖКХ, Реформа Образования и Медицины…
Появление этого уродца в любой сфере вызывает волну недовольства и совершенно неожиданные жизненные коллизии. В нашей местности произошел уникальный, из ряда вон выходящий случай. Что там ваши однополые браки или глобальное потепление по сравнению с этим! Сущая ерунда!
Дело было в уже реформированной, а потому не ремонтируемой, облезлой районной поликлинике. Сидим мы чинно и спокойно, давненько уже, в коридоре, ждем каждый своего врача: кто хирурга, кто терапевта, а кто и… гинеколога.
И тут выбегает из кабинета девушка в белом халате, в клетчатых колготках, с задорным носиком (явно не еврейка) и заявляет категорично: «Сидоренко, вы беременны. Мы положим вас на сохранение». Весь коридор так и ахнул, а Коля Сидоренко, мужик здоровенный, совершенно спокойно, словно уже догадывался, отвечает: «Может быть, может быть… Меня, наши демократы, каждый день…». Ну… как это?.. В общем, открыто признался, что он уже давно не девочка. А тут за ней выбегает другая, хватает за рукав и шепчет: «Машенька, это не та кар-рточка»…
Вечно эти евреи вмешиваются: не пропускают, вытесняют, пролезают вперед. У меня есть знакомый писатель (не еврей), все жаловался: «Я, — говорит, — шестнадцать лет боролся с ними, с евреями, чтобы мою книгу напечатали. Ну и что!? Теперь издали, а никто не читает: евреи из принципа, а простому народу… ему, вообще, все по фигу…»
Так и с Колей. Не положили его на сохранение, вот и ходит он хмурый, злой. Бывало, зубами заскрипит: «Тошнит меня, братцы, от этой жизни… ох тошнит». Думаю, у него может выкидыш случиться. Выкинет он какой-нибудь финт — революцию или кровавый бунт…
4. Больничные будни и поиски виновных
Вместо него — меня положили. Нет-нет, не на сохранение — просто, на всякий случай. Когда я попал к той, что шипела «это не та кар-рточка», она меня и «накрыла». «Дышите — не дышите», — говорит и все прислушивается, хочет узнать, что у меня внутри творится.
Но меня на мякине не проведешь. Меня не такие слушали и проверяли. И всегда по плечу похлопают, скажут: «Молодец. Наш парень. Мы с таким горы свернем. Бери, друг, лопату и дуй на „стройку века“…».
Чтобы ввести ее в заблуждение, я все делал наоборот. Она говорит: «дышите», а я не дышу, она говорит: «присядьте», а я ложусь. Долго она со мной маялась, вроде бы заподозрила неладное, говорит: «Обследовать вас надо, более тщательно. Сердце проверить, печень…». Совсем не то, что наша окулистка, Танечка. Все со смешком, все шуточками — легко с ней и просто. Она говорит: «закройте левый глаз» — я закрыл его левой рукой, а когда сказала: «закройте правый» — я опять левый закрыл, только теперь правой рукой. Помахал перед ней руками — она так ничего и не поняла: «Хорошее у тебя зрение, — говорит. — Зоркий ты, как орел». Теперь понимаете, что я за человек! А если бы у меня на правом глазу бельма не было!? Я бы тогда насквозь всех видел.
В больнице я попал к своим, не евреям. У нас как принято? Одни положат, другие полечат, третьи вскроют. Вскрывают, правда, не всех — многим удается выжить. Ненадолго, но удается. А зачем вскрывают? Ну, надо же правильный диагноз поставить. Не хоронить же человека без диагноза.
Лежим мы себе тихо, спокойно — о политике рассуждаем, виновных выискиваем. Изредка к нам врач наведается, сестричка, бывает, пробежит — заботой не обделены, нет.
Да и народ в палате подобрался простой, неприхотливый, надежный — восемь человек и только один еврей. Вот этот еврей, да еще один дедушка, больше всех нам покоя не давали. Дедушка все стонал, кряхтел да просился умереть, а еврей, наоборот: тихо лежал, в разговор наш не вмешивался. Только глазами туда-сюда водит, подслушивает. Сами понимаете — еврей.
Чтобы, помимо всего прочего, не портить статистику, дедушке умереть в больнице не дали — отправили домой. «Езжайте домой, — говорят, — поправитесь, сил наберетесь, а потом опять к нам приедете…
Понимаете, — доверчиво так, его родственникам, врач втолковывал, — в нашей больнице, чтобы не умереть, надо крепкое здоровье иметь!»
Еврей, как услышал эти слова, засуетился, встревожился и побежал куда-то жаловаться: «У меня здоровье слабое, сердце изношенное, иммунитет пониженный, давление повышенное — выписывайте меня, и все!»
На его жалобу в палату пришел мужчина здоровый, высокий и не еврей. Говорят, доцентом работает. Может быть. Скажу так: и среди простых есть умные люди — так же, как среди евреев встречаются простые… Ну, не настолько простые, чтобы в колхозе работать, но есть.
Доцент только к еврею подошел, тот сразу во весь голос: «Почему назначения не выполняются, почему в палате уборку не делают, почему постельное белье своевременно не меняют» — покатил бочку на все наше здравоохранение.
Сестрички в слезы — обидно им, они ведь не хуже других. Как все, так и они. Могут выпить, закусить, повеселиться. А жизнь у них трудная и не всегда складывается как надо. Мне за них больно стало — до глубины души! А еврей выступает: «Мы тут уже насквозь вашей медициной пропахли…»
А что он знает про запахи!? Ничего! Вот, в нашей деревне случай был. Забрел как-то Петя Микулишын в камыши у реки. Зачем он туда пошел — теперь и вспомнить не может. Но не в этом суть. Главное, что встретил он там дикого кабана. Здоровенного секача.
Лоб в лоб столкнулись на узенькой тропинке. Стоят, друг друга разглядывают, выжидают. Петя, парень сообразительный, мгновенно понял, что кабан его плохо видит — глаза заросли густыми бровями, он сквозь них только силуэт различает, а больше на рыло надеется. И тут Петя упал на корточки, завизжал по-ихнему, по-поросячьи — вроде как он подсвинок небольшой.
Кабан принюхался и говорит: «Рох-рох», что по-ихнему значит: «Фу, ты — молодежь пошла. Уже человеком насквозь пропах... Залез бы в болото, помылся». Потом фыркнул презрительно, подал задом в камыши, развернулся, как грузовик, — и след простыл.
Откуда знаю, что кабан такое прохрюкал? Петя признался. Сказал, что вдруг стал их язык понимать — то ли от страха, то ли оттого, что сам по-ихнему заговорил. А еще сказал, что мыться теперь до конца своих дней не будет. «Представляешь, — говорит, — а если бы от меня мылом „потянуло“ или дезодорантом каким… „крышка“ бы мне была».
В общем, когда доцент спросил меня: «А на что вы жалуетесь?» Я ему прямо в лоб ответил: «На евреев», и выложил все подробно: живут богато и не по-нашему — друг друга вытаскивают, продвигают, деньгами с нами не делятся и нас не любят…
Он сел рядом с моей кроватью на краешке стула, пульс пощупал, в каждый глаз заглянул, сердце послушал, по груди пальцем постучал и говорит: «Выпишем мы вас. Сердце новое не поставишь — будете с этим век свой доживать — только осторожнее надо…»
А в карточке написал… нет, не по-латыни, — по-нашему: «Практически здоров и, почти, при своем уме». Я его спрашиваю: «Доктор, а „почти“, это для меня не опасно?» «Нет, — говорит, — не опасно. Опасно для окружающих. Особенно, когда вы в стаю соберетесь…» Ну и ладно. Пусть тогда окружающие и беспокоятся — мне-то чего волноваться?
5. Размышления о справедливости и интеллекте
Волноваться мне и правда нечего. Здоровья — нет, имущества — нет, денег — нет. А это значит, что мне и терять нечего! Лежу я на диване, телевизор смотрю, и гложет меня обида: у всех все есть, а делиться со мной никто не хочет! Особенно евреи. Жалко им, понимаете, миллион-другой долларов для простого человека. И рождаются в моей голове идеи. Одна лучше другой. Во-первых: отобрать все и разделить по справедливости, во-вторых: меня главным избрать и, в-третьих: всех, кто со мной не согласен, на Соловки отправить или вообще… Было, говорите, такое уже!? И что? Не делиться? И «главными» были уже такие, как я. И «вообще» было…
Тогда по-другому надо: присмотреться ко всем повнимательней, и кто не таков — «вытурить» вон. Тогда все нам, простым людям, останется. И цены больше повышаться не будут.
О, как на вас слово «цены» действует! Точь-в-точь, как вид моего пса на соседа, дядю Ваню. Трясти его начинает, он за вилы хватается и ну слюной брызгать: «Ты, хозяин хренов, — это он меня так по имени-отчеству называет, — на гнилом чулке такого зверя держишь!»
Обиделся он на меня за тот случай, когда Жук было с цепи сорвался. Как тогда от него Иван Иванович отмахивался, как бежал вдоль улицы, как вопил, прося у соседей гуманитарной помощи…
Он сперва даже за границу удрать хотел, то есть — в чужой двор вскочить, но соседи враз, каждый, свои ворота на замок, — кому ты, без штанов, во дворе нужен!? (Жук с него штаны снял сразу). Никому.
А с гуманитарной помощью еще хуже вышло. Бросят кто палку или камень в пса, а все почему-то в дядю Ваню попадают. Загнал его Жук в лужу в конце улицы, но сам за ним не полез — оббежал вокруг, заднюю лапу над ним поднял, подержал немного и помчался через огороды к рыжей Жучке. Хороший пес, умный, веселый.
Да, про цены мы… И цены евреи «накручивают». Я это совершенно случайно обнаружил. Попросил меня знакомый еврей услугу оказать. «Сделай милость, — отвези в аэропорт мою сумочку. Понимаешь, я бандитов боюсь — отобрать могут, а у тебя вид — простой такой — никто в жизни не поверит, что ты при деньгах».
Отвез, пусть катится на все четыре стороны! И вот, когда уже обратно возвращался, заметил одну особенность: как только самолет с ним, евреем, оторвался от земли — тут же цены поднялись. Присмотрелся. Оказывается, бывает и так: евреи еще только на досмотре, и самолет на летном поле мерзнет, а цены уже в заоблачной выси!
Я туда-сюда метнулся, газеты почитал, людей расспросил — ничего непонятно! Выручил дед знакомый. Он, в свое время, вместе с евреями, в «шарашкиной конторе» атомную бомбу изобретал. Все знает. Я к нему: «так и так, — говорю, — просвети…» Дед покряхтел, затылок почесал, через очки на меня посмотрел и «выдал»: «Интеллект из страны вывозят». «А что это такое?» — спрашиваю. «Как тебе сказать… Он, интеллект, или есть, или его нет. А если нет, то и не поймешь, что это такое, и зачем нужен».
Странный дед, «плетет» непонятно что. Видать, его радиацией шибануло. Я, на всякий случай, таможеннику шепнул — но тот посмотрел на меня, как баран на новые ворота, и говорит: «Пусть вывозят. Умников у нас своих хватает».
Прав он — умников хватает — я и сам такой. А все-таки, хочется узнать: какой он из себя, интеллект этот!? А вдруг: это и есть то самое главное, что для хорошей жизни надо. Теперь смотрю новости на всех программах, и все пытаюсь обнаружить что-то непонятное для меня в облике наших депутатов и министров, что можно было бы назвать этим словом.
Попробовал было смотреть новости и всякие разные шоу, на которых наших политиков показывают со всех ракурсов — вдруг блеснет что-то яркое и непонятное для меня в облике наших депутатов и министров, что можно было бы назвать этим словом. И так блеснет, что все поймут: вот он, интеллект!
Ведь у них все есть: и автомобили роскошные, и яхты, и виллы заморские, и деньги, и власть… а сколько любви к народу! Она из них так и прет! И все поголовно любят, независимо от сексуальной ориентации. А вот интеллекта, чего-то особенного, нет в их обличье!..
И вдруг, осенило: сидят они на нем! Бабушку свою вспомнил. Она, сердешная, Царство ей Небесное, уже покойница, родилась еще в позапрошлом веке и успела захватить то время, когда евреев у нас было тьма-тьмущая. Про «интеллект» она ничего не знала, но заметила одну особенность, присущую евреям: «Ты его (еврея) на льду посади, и он разживется!»
С тех пор не покидает меня крамольная мысль: всякие разные выборы весной-летом отменить. А зимой, в мороз лютый, собрать всех желающих «порулить» на льду и проверить на интеллект: посадить голым задом на лед и ждать. Кто сохранит свой «статус», тот в парламент проходит и должность ему высокую доверить можно, а кто отморозит свое членство — гнать в шею…
Интересное еще здесь: Политика.