1. VI
Роман открыл глаза: он лежал на спине, на кушетке, в совершенно незнакомом ему помещении. С левой стороны от него находились два широких во всю стену окна: жалюзи на них были подняты и свет свободно проникал внутрь, буквально заливая собою всю комнату, а через открытую настежь дальнюю от него створку помещение наполнял свежий пьянящий воздух и пронизывали веселые отголоски теплого солнечного летнего дня. Вся эта живая атмосфера тут же взбодрила Романа: он окончательно пробудился, приподнялся на локти и осмотрелся.
Комната представляла собой что-то вроде медицинского пункта. Она была небольшой, но очень чистой и светлой. Помимо кушетки, здесь находилось еще два стола, заставленных различным оборудованием, несколько шкафов сервантного типа, как и стены – белого цвета, и пара тумбочек. Дверь находилась справа от Романа, а в противоположной стене был еще один дверной проем в небольшое смежное помещение, наполовину прикрытый раздвижной пластиковой перегородкой.
Роман поправил подушку и устроился на кушетке полусидя. Он был в брюках и рубашке, но без ботинок и укрыт сверху шерстяным пледом. В изголовье возле кушетки стоял стул, на котором находился мобильный телефон, разная мелочь и его туристская сумка из светлой кожи. Лишь увидев сумку, Роман поспешил проверить ее содержимое – деньги лежали на месте, в полной сохранности; он посмотрел время в телефоне – было два часа дня.
Роман чувствовал себя сейчас заметно лучше, чем накануне: у него, похоже, не было температуры, голова совсем не болела и только некоторая слабость и легкое недомогание напоминали все-таки о засевшей внутри болезни. Правый рукав его рубашки был закатан, а на изгибе под локтем небольшими красными пятнышками виднелись следы от двух уколов. Роман расправил рукав и, снова улегшись, принялся восстанавливать в памяти прошедший день.
Довольно ясно помнил он все до того момента, как Дульцова увела таможенница; последующие же события всплывали в его сознании размытыми, бессвязными обрывками. Роман не мог уверенно сказать, на самом ли деле просыпался он после того как забылся на диване в холле таможни, или эти воспоминания являлись сном, плодом его болезненного воображения. Все спуталось, смешалось у него в голове. Разговор с Сергеем Леонидовичем отложился отдельными фактами, образами, по которым Роман, как ни старался, не мог воссоздать целостной картины. В мельчайших деталях помнил он зеленый сейф у входа в кабинет, кружку, из которой пил воду, или, например, предметы, находившиеся возле него на столе, но при этом совершенно не представлял, как в целом выглядело помещение, в котором они разговаривали, какая там была мебель. Не в состоянии Роман был вспомнить и лица таможенника: закрыв глаза, он силился проявить его в своем сознании, но образ Сергея Леонидовича неизменно ускользал от него, так и не успевая обрести четкие очертания.
«А был ли на самом деле этот таможенник? — усомнился про себя Роман. — Может мне все это причудилось? Хотелось бы, чтобы это был сон! Да, скорее всего, так оно и есть – очень похоже на сон… Артему надо позвонить!». Он взял со стула телефон и набрал Дульцова, но тот оказался недоступен. «Где он, интересно? А где я? Как я вообще здесь очутился?», — все больше возникало у него вопросов.
В этот момент дверь открылась и в комнату зашла медсестра – уже немолодая дама высокого роста и довольно толстая.
— Вы уже встали, — оживленно произнесла женщина.
Заглянув, очевидно, по каким-то своим делам, при виде Романа она просияла в приветливой улыбке и, тут же забыв обо всем прочем, направилась прямо к нему, достав по пути из стола градусник.
— Как вы себя чувствуете?
— Лучше.
— Давайте температуру померим, — сказала она, протянув термометр.
— Где я? — пристраивая градусник под мышку, поинтересовался Роман.
— На таможне. В медпункте, — ответила медсестра, перейдя в смежную комнату, отделенную пластиковой перегородкой.
— А как я здесь оказался?
— Вас принесли ночью в бессознательном состоянии, — находясь в соседней комнате, громко проговорила женщина, так чтобы Роман мог ее услышать. — У вас серьезная ангина. Вы на днях нигде не могли застудиться?
— Позавчера кондиционером продуло, — тоже повысив голос, ответил ей Роман.
— Очень сильное воспаление. В гнойное, я думаю, все же не перейдет, но все равно крайне опасное. Я вам антибиотики ночью поставила, вместе с жаропонижающим – и сразу полегчало, — продолжила она уже тише, вернувшись из смежной комнаты. — Вон сейчас и румянец какой-никакой появился. А были-то совсем бледными, — произнесла медсестра и, подойдя к Роману, протянула ему стакан воды и две каких-то таблетки.
Роман взял таблетки и, разом проглотив обе, запил их водой.
— Голова не болит? — спросила медсестра.
— Нет.
— Это хорошо. Давайте температуру посмотрим… И температура тридцать семь с половиной; ночью за сорок держалась. Тенденция хорошая, но ангина очень опасная болезнь: стоит чуть упустить – и последствия могут быть самыми плачевными! — смотря прямо на Романа, сказала она и, положив градусник в карман, пошла к двери. — Мне надо отойти ненадолго.
— А мне сейчас…? — начал было Роман, но тут же остановился. Медсестра вопросительно уставилась на него, ожидая окончание вопроса. — Нет, ничего, — добавил он, мотнув головой.
Роман хотел спросить, может ли он уже вставать, но передумал, с запозданием сообразив, что этот вопрос был бы совершенно лишним. Когда медсестра вышла из комнаты, он, полежав для верности еще несколько минут, снял одеяло, нашел под кроватью свои туфли, обулся и, собрав со стула вещи, направился к выходу, намереваясь поскорее оставить медпункт. Но, не дойдя до двери, он заметил на стене зеркало, а заглянув в него, замер в растерянности. Из зеркала на Романа смотрел какой-то плохо знакомый ему человек: измученный, лохматый, небритый, с растрескавшимися губами и впалыми больными глазами. Он окинул себя взглядом – одежда на нем была в еще более прискорбном состоянии.
«Нет, так я далеко не уйду, — подумал Роман. — Нужно хоть немного привести себя в порядок». Быстро застегнув и оправив на себе рубашку, он протер заспанные веки и, достав из сумки расческу, принялся приглаживать торчащие в разные стороны волосы. В это самое время дверь отрылась, и в комнату вошел одетый в форму таможенника мужчина.
Оказавшись внутри, таможенник сходу натолкнулся на Романа, стоявшего у зеркала тут же слева возле двери, и от неожиданности заметно опешил. Это был молодой человек в форме капитана: высокий, стройный, голубоглазый, с правильными, почти идеальными чертами лица, прямым носом и аккуратным ртом. Волосы у него были спокойно-рыжего цвета, а кожа белая с каким-то неприятным синеватым оттенком. Он явно не ожидал наткнуться на Романа в дверях и поначалу уставился на него растерянным взглядом, который, впрочем, уже через пару секунд трансформировался в пренебрежительно-оценивающий.
— Пройдемте со мной, — надменно произнес он, окинув стоявшего перед ним молодого человека с головы до ног и обратно.
Внезапное и резкое появление таможенника в не меньшей степени обескуражило и Романа. Несмотря на его вполне приличный рост, капитан был еще сантиметров на двадцать выше и стоял так близко, что ему пришлось задрать голову, чтобы заглянуть тому в лицо. Услышав же требование таможенника, он опустил глаз, впялившись ему куда-то в районе груди, молча кивнул, убрал расческу в сумку и проследовал за ним из кабинета.
Выйдя, они очутились в коридоре с множеством дверей и, повернув налево, пошли по нему быстрым шагом. Коридор был длинный, извилистый и достаточно узкий; периодически им навстречу попадались люди, в форме и без, но Роман не смотрел на них, а шел, опустив голову, встревоженный внезапно нахлынувшими на него мыслями.
«Куда он меня ведет? — вертелось у него в голове. — Неужели к этому Сергею Леонидовичу? Да конечно к нему, куда еще-то! Получается, что это был не сон, что все это происходило на самом деле. А о чем мы с ним разговаривали?», — Роман снова попытался восстановить в памяти события прошедшей ночи, но как ни старался, кроме совершенно очевидного общего направления беседы ничего не мог вспомнить. — «Как я буду сейчас с ним говорить, если я даже не знаю, что рассказал ему накануне?!».
От этих мыслей Романа охватил сильнейший страх: та неизвестность, с которой ему предстояло сейчас столкнуться, вся неопределенность, неясность его положения посеяли в нем панический испуг. Он не знал, куда его ведут, о чем будут расспрашивать, не представлял, как ему нужно себя вести и что говорить, но одно Роман знал точно – ничего хорошего предстоящий разговор ему не предвещал. Он вынужден был идти сейчас за капитаном вопреки своим желаниям, инстинктам и чувствам, и единственное, что ему сейчас оставалось, так это продолжать всей душой надеяться, что разговору не суждено будет состояться. Сознание Романа не находило никакого другого выхода, кроме как уповать на то, что вот сейчас случится пожар или землетрясение, и всех эвакуируют из здания, или что Сергея Леонидовича не окажется на месте: может, ему понадобится срочно уехать, а может с ним даже случиться сердечный приступ – не важно, главное, что их беседа не должна была состояться. Но с каждым сделанным шагом, с каждым пройденным метром надежда его становилась все более призрачной, а ее место в душе занимало отчаяние, которое теперь сильнее и сильнее сдавливало ему грудь и будоражило разум. Свернув, за очередной поворот, капитан остановился и, открыв дверь одного из кабинетов, вошел внутрь. Роман зашел следом.
Помещение, куда привел его капитан, было небольшое, квадратное, с одним единственным узким окном. Слева у двери стоял рабочий стол, еще два таких же стола находились дальше, по обеим сторонам кабинета друг напротив друга, справа же сразу при входе возле стены вряд было выставлено несколько стульев. За дальним слева столом находился совсем еще молодой таможенник в одной форменной рубахе, без кителя, который висел за ним на спинке кресла, а рядом на стуле сидела девушка лет двадцати трех. На девушке была одета кружевная розовая кофточка, оставлявшая полностью открытой ее спину, блестящие черные лосины, длинною чуть ниже колен, сандалии на высокой платформе и множество золотых украшений – на шее, пальцах, запястьях рук, в ушах и даже на щиколотке левой ноги. Эти наряды смотрелись на девушке очень к месту и в полной мере сочетались с ее острыми, ярко накрашенными как на руках, так и на ногах ногтями, розовыми напомаженными губами и невероятной красоты волосами, безукоризненно выкрашенными в белый с легким желтым пшеничным оттенком цвет и свисающими вниз идеально ровными длинными прядями. Кроме девушки и таможенника, в кабинете было еще два человека: двое мужчин, один – годов двадцати двух, другой постарше, лет под тридцать. Они расположились на стульях вдоль правой стены; оба были одеты по-летнему в шорты, футболки и кроссовки и оба глазели на молодую женщину, которая сидела к ним спиной. Когда же дверь открылась то и они, и девушка, и таможенник развернулись, чтобы посмотреть на входивших, но увидев капитана и Романа, вернулись каждый к своим занятиям с прежними, совершенно никак не изменившимися выражениями лиц. Девушке, как, наверное, и двум мужчинам, может быть и хотелось еще присмотреться к странному молодому человеку в красивых модных грязных и совершенно мятых вещах, но таможенник отвлек ее вопросом, а как только та отвернулась, оба мужчин, сидящих за ней, синхронно, как по сигналу, поворотили головы и снова впялили в нее свои взгляды. Капитан сел за находящийся сразу слева от входа стол и, не произнеся ни слова, жестом указал Роману на стоящий рядом стул, а сам стал внимательно изучать что-то в компьютере.
Усевшись, Роман еще раз робко осмотрелся. Двое мужчин по-прежнему в упор разглядывали девушку: тот, что помладше глазел на нее не отрываясь, а тот, что постарше все же иногда отводил взор, делая вид, что смотрит на нее как-бы между прочим, но отвернувшись не выдерживал и нескольких секунд, как снова со скучающе-безразличной миной возвращался к ее созерцанию. Девушка же в это время с явной неохотой отвечала на вопросы таможенника, который параллельно печатал что-то на компьютере. Печатал он очень медленно, одним только указательным пальцем правой руки, подолгу ища какую-нибудь редкую букву, склонившись при этом над столом и описывая рукой в воздухе круги, будто прицеливаясь. Кроме него и девушки все остальные присутствующие в кабинете молчали и могли отлично слышать, о чем они разговаривали.
— Зачем вам столько мобильных телефонов? — устало и недовольно задал вопрос таможенник, отыскивая на клавиатуре очередную букву.
— Я купила телефоны маме, сестре, мужу… бабушке…, — девушка на мгновение замялась, но тут же продолжила, заметно громче и даже как-то раздраженнее. — У меня много родственников, если вы хотите знать.
— Нет, не хочу, — буркнул себе под нос таможенник. — Значит маме, сестре, мужу, бабушке… Но это всего четыре, а вы везете с собой двадцать аппаратов.
— Себе я взяла два… подруги заказывали… на работе тоже…, — снова принялась сбивчиво объясняться девушка, но вдруг как будто какая-то идея осенила ее. Не раздумывая ни секунды, она нахмурила брови, приподняла голову, вытянула шею и, прижав к ней подбородок, громко с глубоким возмущением в голосе обратилась к таможеннику, слегка сотрясая при этом головой из стороны в сторону: — И почему это я должна сейчас сидеть здесь и отчитываться перед вами?! Вообще, на каком основании вы меня задерживаете?!! — негодующе произнесла она, все больше вытягивая шею и раздувая грудь, расхорохорившись подобно какой-нибудь птице или коту перед дракой, пытающемуся запугать противника своим грозным видом.
— На том основании, что по закону если вы провозите через границу больше трех единиц одинаковых товаров, то обязаны уплатить за них пошлину! — среагировав на выпады собеседницы, тоже повысил голос таможенник.
— Но где же здесь одинаковые товары! — совершенно не удивившись его словам, нервически возразила девушка. — Все эти телефоны разных моделей и марок!
— Я бы посоветовал вам не спорить со мной, а уплатить пошлину, как полагается! Заметьте, я еще иду вам на уступки, тогда как имею полное право конфисковать весь товар, и оформить попытку незаконного…
— Роман Леонидович, — вдруг услышал Роман слева от себя голос капитана. Речь его была спокойной и слова несколько терялись на фоне происходящей по соседству перепалки. — Вы вчера прошли таможню, правильно?
— Да, — ответил Роман, и в этот момент все сжалось у него внутри, душа как будто собралась со всего тела, покинув конечности, которые он практически перестал ощущать, и съежилась в небольшой клубок где-то в районе солнечного сплетения. Он приготовился к тому, что сейчас капитан начнет расспрашивать его о таблетках, найденных в их грузовике.
— Мне необходимо провести повторный досмотр ваших личных вещей.
— Но у меня нет личных вещей? – обескураженно посмотрел на него Роман.
— Ну и замечательно. Значит это не должно занять у нас много времени, — спокойно заключил капитан.
Роман совершенно не ожидал такого поворота. В изумлении он уставился в лицо таможеннику, но встретил там совершенно безразличный взгляд. Брови и ресницы капитана были белого цвета, и напрочь сливались с бледной кожей, отчего казалось, будто их нет вовсе. Это делала глаза блеклыми и невыразительными, а его красивое и правильное лицо, похоже, не способно было выказать никаких эмоций: выражение его даже нельзя было назвать равнодушным – оно было каким-то мертвым.
— А зачем вы хотите меня досмотреть? — растерянно поинтересовался Роман.
— Последнее время участились случаи проноса различных запрещенных предметов через границу, и в связи с этим у нас усилился контроль.
— У меня нет никаких запрещенных к ввозу предметов.
— Я уверен, что у вас ничего нет, — сдержанно и ровно согласился с ним капитан, — но у меня план по проверкам. Понимаете? Я просто опишу сейчас ваши вещи и сразу же отпущу. Поверьте, мне также не хочется этим заниматься, как и вам.
«Он хочет только провести личный досмотр, а ты перепугался! — радостно думал про себя Роман. — Естественно – что они могут мне предъявить?! Я физическое лицо, прошел таможню как положено, а грузовики все на Дульцове. И даже если я так и не найду Артема здесь, то у меня достаточно с собой денег и я без проблем доберусь до дому. Проверят и отпустят!» — заключил про себя Роман, и эта мысль принесла ему громадное облегчение. «Выходит, ночной разговор с таможенником действительно лишь плод больного воображения. Надо же такому причудиться…».
— Это все ваши вещи? — прервал его размышления капитан.
— Да, — ответил Роман, поняв по взгляду и кивку таможенника, что тот спрашивает о его туристской сумке.
— И больше нету?
— Нет.
— Хорошо, — сказал капитан. — Понятые, прошу вас прой…, — обратился он, было, к двум мужчинам, сидящим напротив, но увидев, что те его не услышали, прервал начатую фразу. — Понятые! Прошу вас засвидетельствовать! — громогласно и зло повторил он, так что даже девушка замолчала, то ли испугавшись окрика капитана, то ли действительно поняв, что мешает ему своими нескончаемыми препирательствами.
Услышав капитана, оба мужчины впопыхах повскакивали со стульев и подбежали к столу.
— Роман Леонидович, мы сейчас произведем досмотр ваших личных вещей, — с официозом обратился капитан к Роману, желая, по-видимому, соблюсти все формальности. — Можно вашу сумку? — и хотя голос его зазвучал уже спокойно, сдержанно, как и прежде, лицо так и осталось застывшим в недовольной и злой гримасе.
Роман подал капитану сумку и тот, принялся выкладывать на стол ее содержимое. Вещей в сумке оказалось совсем немного: небольшая пачка денег купюрами по двести евро, ключи, документы, расческа, маленький баллончик с пеной для бритья и бритва.
— Сколько здесь денег? — спросил капитан.
— Десять тысяч евро.
— Это ваши деньги?
— Да.
Ничего больше не говоря, капитан принялся что-то печатать на компьютере. В отличие от второго таможенника, он не мешкал в поисках букв, печатал быстро, профессионально, громко и шустро стуча по клавиатуре указательными пальцами сразу обеих рук. Закончив, он положил на стол перед понятыми распечатанные листы бумаги и протянул им ручку.
— Все. Вы свободны, — сказал капитан, как только мужчины поставили свои подписи.
Услышав это, они попрощались и сразу вышли из кабинета, а капитан протянул листы Роману. Это был акт досмотра, в котором подробно описывались все предметы, находившиеся в сумке. Роман внимательно изучил его и, убедившись, что все в нем написанное соответствовало действительности, еле сдерживая свое нетерпение, подписал и протянул капитану. Он уже предвкушал свое расставание с капитаном, и его переполняло желание поскорее закончить все и выйти отсюда.
Капитан взял бумаги и, положив перед собой на стол, еще раз бегло просмотрел их.
— Мне придется сейчас изъять у вас деньги, — наконец произнес он, не поднимая глаз от документа.
— Почему? — до конца не осознав смысла услышанной фразы, спросил Роман, округлив глаза и уставившись на капитана.
— Вы нарушили правила ввоза валюты в страну, — ответил тот, оторвав от бумаги взгляд. Роман не говорил ни слова, а просто продолжал смотреть на него. — Вы не задекларировали наличную валюту.
— Да, не задекра… не задеклали… не задекла… рировал. Потому что при пересечении границы можно свободно провозить сумму до десяти тысяч, — запинаясь, беспокойно и торопливо произнес Роман, сильно разволновавшись и спеша скорее разъяснить ситуацию.
— Не совсем так. Сумму, эквивалентную десяти тысячам…
— Ну да! — обрадовавшись, перебил капитана Роман.
Обратите внимание: На чем ездят главы государств? Часть #2..
Глаза его вспыхнули какой-то совершенно детской искренней надеждой.— …условных единиц, — закончил капитан, испытав невероятное внутреннее удовольствие от своего, столь эффектно произнесенного уточнения.
Осознав в этот момент, к чему клонит капитан, искра, осветившая глаза Романа, тут же пропала.
— Под условными единицами имеется в виду десять тысяч долларов, — с чувством своего абсолютного превосходства, даже с каким-то злорадством в голосе, проговорил капитан и, увидев, что Роман уже сам понял разницу, продолжил. — А у вас – евро. Десять тысяч евро – это тринадцать тысяч долларов. Вы обязаны были задекларировать их и заплатить пошлину.
— И что мне теперь делать? — только и смог произнести Роман.
Капитан открыл шкафчик своего стола и, достав из него небольшую книжку, развернул ее на предусмотрительно заложенном закладкой месте. Спокойное выражение его лица, уверенные движения рук, даже взгляд – все выказывало, что капитан видит себя полным хозяином положения и всецело услаждается этим.
— Уголовное дело по статье «контрабанда»… конфискация денежной суммы… штраф от ста до трехсот тысяч рублей или лишение свободы до пяти лет, — прочитал капитан.
Романа сидел совершенно ошеломленный. С минуту он ничего не говорил, ни о чем не думал, а застыв на месте, безадресно перемещал по комнате свой потерянный и отрешенный взгляд. Наконец, немного придя в себя, он посмотрел на капитана, желая понять его отношение к этой ситуации, но совершенно ничего не увидел: лицо капитана вообще не выражал никаких эмоций, и было таким же безобразно мертвым, как и десять минут назад.
— Какие пять лет? — наконец смог произнести Роман, вопросительно смотря на таможенника. — О чем вы говорите? Вы что считаете, что я валютный контрабандист?
— Я ничего не считаю, — недовольно процедил капитан. — Вы пытались провезти через границу незадекларированную валюту в сумме, превышающей допустимую.
— Превышающую на три тысячи долларов!
— Да хотя бы даже на доллар. Таможенным кодексом не установлена минимальная сумма, с которой начинается ответственность. И, кроме того, не установлено также, что тяжесть наказания пропорциональна степени нарушения закона, — сказал капитан, и не без удовольствия заметив, что Роман не разобрал смысл его последней фразы, добавил высокомерным поучающим тоном: — То есть не важно, пытались ли вы ввезти одиннадцать миллионов или одиннадцать тысяч – в любом случае к вам может быть применено наказание вплоть до пяти лет лишения свободы.
— И что теперь вы собираетесь делать?
— Задержать вас я не имею права, поэтому, как только оформлю протокол и изыму валюту, вы будете свободны.
— А что за протокол?
— Протокол, который я направлю в следственный отдел по вашему месту жительства. И уже в судебном порядке будет решаться об избрании в отношении вас меры наказания. Но то, что это наказание последует, вы можете даже и не сомневаться.
Роман почувствовал, что его бросило в жар, в глазах у него потемнело, голова закружилась – болезнь все еще сидела в нем. Ему вдруг стало трудно дышать: для столь маленького кабинета четверо человек было явным перебором и даже с нараспашку открытым окном здесь становилось невыносимо душно.
— Но ведь это же какой-то абсурд, — проговорил он, повернув к капитану свое внезапно побледневшее лицо и смотря ему прямо в глаза. — У меня и в мыслях ничего подобного не было. Я бы конечно уплатил пошлину, если бы знал, что эту сумму необходимо декларировать… Давайте, может, я сейчас все уплачу! — осененный вдруг пришедшей к нему идеей, обратился он к таможеннику.
— Я не имею на это права. Уже составлен акт досмотра, подписанный понятыми. Если я сокрою его, то это может грозить уголовным делом уже для меня, — холодно возразил ему капитан.
— Но вы же не думаете, что я действительно хотел незаконно провезти валюту? Вы же видите, что это какое-то недоразумение, — вопрошал Роман, умоляюще смотря на капитана. — Ведь я же действительно не знал, что имеется в виду десять тысяч именно долларов. Какой смысл мне было провозить контрабандой лишние три тысячи?! Неужели вы сделаете это?! — не верил своим глазам Роман, наблюдая, как капитан принялся печатать что-то в компьютере.
— Я вынужден составить протокол, — произнес он, не отрываясь от своего занятия.
— Проверьте! — вдруг воскликнул в чувствах Роман. — Пересчитайте деньги! Посмотрите, там ровно десять тысяч! Я взял, как и следовало по закону не больше десяти тысяч… Ну посудите сами: у меня ровно десять тысяч, ни копейкой больше – очевидно же, что я не собирался нарушать закон и взял только сумму, которая не подлежит декларированию.
Сильнейшее отчаяние охватило Романа. Это было бессильное отчаяние человека, осознающего, что он не можешь ничего поделать не по воле обстоятельств, не в силу каких-то непреодолимых причин, а исключительно по нелепой прихоти другого человека. Чувство беспомощности, своей полной зависимости от милости сидящего напротив него таможенника привело Романа в смятение, а понимание абсолютной несправедливости всего происходящего переполняло его душу бессильной злобой. Его судьба была сейчас всецело в руках капитана, но тот как-будто не понимал, вообще не слышал его.
«Что же он делает? — думал Роман. — Разве он не видит, что у меня и в мыслях не было нарушать закон, не видит, что это какой-то абсурд? Как может он, следуя слепым законам и игнорируя здравый смысл просто так отдать меня под суд? Как может безразлично отмахиваться от того, что я могу сесть в тюрьму, что он мне всю жизнь ломает?! Нет, не может человек быть таким озлобленным и жестоким. Здесь что-то не то. Ему что-то нужно! — вдруг осенило Романа первой за все это время конструктивной мыслью. — Взятка! Он хочет взятку! — Эта догадка принесла с собой облегчение. Роману все стало ясно – он увидел выход из сложившейся ситуации. — Конечно! Надо предложить ему деньги! Но как?», — пришел он в замешательство, взглянув на соседний стол, где молодой таможенник продолжал что-то печатать на компьютере, уже ничего не спрашивая у девушки, сидевшей рядом и молчавшей. Пока они присутствовали в кабинете, Роман не мог заговорить с капитаном о взятке, и эти двое начали сильно раздражать, почти бесить его. «Ну что ты так долго печатаешь, недоумок?! — злостно думал он, смотря на молодого таможенника, который с большим трудом пытался совладать с клавиатурой. — Еле-еле… Но если капитан хочет взятку, почему он никак не намекнул на нее? Боится коллеги? Чушь. Его останавливает девушка – лишний свидетель. Скорее бы уже он отпустил ее. До чего же медленно печатает…, — зло посмотрел Роман на таможенника. — Может написать капитану мое предложение на бумаге? Или на телефоне. Точно!». Он потянулся уже за телефоном, как вдруг молодой таможенник перестал печатать, взял стопку каких-то листов и, обмолвившись с девушкой несколькими фразами, вместе с ней вышел из кабинета.
Оставшись в кабинете вдвоем с капитаном, Роман еле сдерживал себя от нетерпения. Всего его так и подрывало скорее, пока не поздно, заговорить о взятке, но, не желая выказывать свое внутреннее нетерпение и сильнейшие переживания, он все же, хотя и с огромным трудом, заставил себя выдержать небольшую паузу.
— Послушайте, товарищ капитан, — спустя минуту, кротко начал Роман. — Может, мы с вами как-то по-другому разрешим эту ситуацию?
Капитан продолжал печатать, не отрываясь от компьютера и даже не снизив темп.
— Возможно, мы найдем какой-нибудь компромиссный вариант, который позволит сделать так, чтобы все это осталось между нами двоими? — сказал Роман громче и уверенней – таможенник по-прежнему не обращал никакого внимания на его слова.
Роман почувствовал, как его вновь охватывает смятение, но в этот момент капитан закончил, в последний раз громко с размаху ударил по клавише и, сложив руки, повернулся к нему. Несколько секунд, пока стоявший тут же на столе принтер распечатывал набранный им текст, он просто в упор смотрел на Романа, так что тому стало совсем не по себе, после чего ухмыльнулся, впервые за все время выказав что-то похожее на улыбку, собрал все вещи Романа назад в сумку и, взяв ее вместе с распечатанными листами и актом досмотра, не говоря ни слова вышел из кабинета.
Когда капитан ушел, Роман совсем растерялся. «Куда он пошел? Может он хочет обвинить меня еще и в попытке дать взятку? Но зачем? Что ему нужно?». Силясь найти причину, определить мотивы, движущие капитаном, Роман принялся последовательно прокручивать в уме предшествующие события и к своему удивлению обнаружил, что многие важные моменты, скрытые от его внимания раньше, сейчас проявлялись с безусловной очевидностью. «Я встал… Зашла медсестра… Мы поговорили… Измерив температуру, она вышла… и через несколько минут появился таможенник. Это она позвала его!.. Значит, он ждал, когда я проснусь. Ну конечно… И понятые! Понятые были приглашены заранее – они уже сидели здесь, когда мы пришли! Где бы он нашел их так быстро? Все было организовано заблаговременно!.. Он знал!!! — вдруг осенило Романа. — Просто так, заранее, он бы не стал привлекать понятых. Он был уверен наверняка, что найдет нарушение, а значит, знал не только то, что у меня были с собой деньги, но и их количество!!! Он точно знал, сколько у меня с собой наличности!..».
В этот момент размышления Романа прервал звук открывающейся двери. Он обернулся и увидел, что в кабинет вошел крепкий низкорослый мужчина в форме подполковника. Роман сразу узнал в нем Сергея Леонидовича, который выглядел почти так же, как накануне ночью, только одежда сидела сейчас на нем несколько опрятней: китель был застегнут уже на все пуговицы и верхняя из них не болталась на нитках, а снизу на гачах брюк не было грязи, хотя стрелки на них по-прежнему расходились в несколько линий.
Сергей Леонидович прошел своим неспешным, преисполненным солидного достоинства шагом за стол капитана и, усевшись, разложил на нем бумаги, которые принес с собой.
— Здравствуйте, Роман Леонидович! — весело произнес он, расплывшись в своей привычной сияющей улыбке, которая в мгновение вселила в Романа какое-то тревожное, боязливое ощущение.
— Здравствуйте.
— Как вы себя чувствуете?
— Значительно лучше… Спасибо, — сбивчиво проговорил Роман.
— Ну и напугали же вы меня! Сидим, разговариваем, и вдруг – вы сознание теряете! — взволнованно и тревожно произнес Сергей Леонидович, но выказанное им беспокойство прозвучало настолько фальшиво, что казалось, он даже и не стремился сделать его хоть чуть-чуть более искренним. — Да, нервная была ночка!.. Но, слава богу, сейчас все более-менее в порядке. Медсестра мне сказала, у вас сильное воспаление горла?
— Ангина.
— Ай-ай-ай! Надо быть внимательнее к себе – это очень опасная болезнь. Я однажды перенес гнойную ангину, и теперь если еду куда-нибудь далеко, то обязательно беру с собой самые необходимые лекарства. Небольшая коробочка получается, — в этот момент Сергей Леонидович изобразил в воздухе руками нечто, похожее размерами на коробок спичек, — а сколько раз выручала.
Роман молчал.
— Но не буем отвлекаться. Я так понял, вам уже разъяснили, какие обнаружены нарушения в ваших действиях, — сказал Сергей Леонидович, быстро пролистав принесенные бумаги, делая вид, будто просматривает их, на самом же деле ни на одном из листов ни на секунду не задержав своего внимания. — Товарищ капитан вынужден был изъять у вас деньги, и составить протокол о нарушении правил провоза валюты. Вы знаете, что по этому правонарушению законом предусмотрено наказание вплоть до пяти лет лишения свободы? Ну и штраф, естественно; в вашем случае не многим меньше изъятых средств… Вы знаете об этом? — переспросил он, наклонившись вперед и заглянув Роману прямо в лицо своими мыльными зрачками.
— Да.
— Замечательно! В этом смысле вас должно заинтересовать мое предложение. Я предлагаю свою помощь в разрешении ваших проблем. Как вы смотрите на то, что вам сейчас же вернут все ваши вещи, и вы вольны будете в любой момент покинуть это здание без каких-либо последствий? — сказал Сергей Леонидович, сложив лежавшие перед ним листы в одну стопку и придвинув их ближе к Роману. — От вас же я хочу только, чтобы вы рассказали мне (а я со своей стороны засвидетельствую ваши показания) откуда в грузовике, в котором вы с гражданином Дульцовым перевозили мебель, взялся пакет с более чем двумя сотнями упаковок запрещенных к ввозу препаратов.
Роман слушал Сергея Леонидовича молча, уставившись в одну точку, почти не реагируя на его слова и обращения. Все это время в его голове по частям, подобно паззлу, собиралась картина их ночного разговора, так что когда Сергей Леонидович закончил, большая его часть уже была восстановлена.
— Я не знаю, как этот пакет оказался в грузовике, — ответил Роман.
— То есть, вы хотите сказать, что ваш партнер Дульцов, так же как и вы не имеет к нему никакого отношения?
— Не знаю. Спросите у него.
— Ну зачем же вы так, Роман Леонидович, — раздосадовано произнес Сергей Леонидович. — Я очень надеюсь на вашу помощь. Заметьте, не смотря на то, что положение ваше очень сильно изменилось с того момента, как мы с вами разговаривали последний раз, моя просьба осталась прежней. Я не требую от вас чего-то невыполнимого или, не приведи господи, незаконного, а прошу только, чтобы вы исполнили свой долг, и как добропорядочный законопослушный гражданин рассказали все, что вам известно об этом незаконном деянии. Я же в ответ готов даже посодействовать вам в решении ваших затруднений.
Эти пафосные слова Сергея Леонидовича, проникнутые воззванием к обязанности исполнить свой гражданский долг, вызвали в Романе чувства сильнейшего отвращение. Он смотрел на таможенника: в душе у него все буквально бурлило от негодования, что этот человек смел сейчас упрекать его в отсутствии нравственных принципов. Роман был настолько возмущен цинизмом и подлостью Сергея Леонидовича, что не смог сдержать себя.
— Вы лично проверяли содержимое моей сумки? — спросил он, резко подняв голову и отчаянным озлобленным взглядом посмотрев Сергею Леонидовичу прямо в глаза, так что тот даже отпрянул несколько назад; улыбка исчезла с лица таможенника, а маленькие мутные глазки выкатились от неожиданности. — Капитан знал наверняка, что у меня можно найти нарушения. Он заранее пригласил понятых, и уже через несколько минут как я пришел в себя проводил мой досмотр. Знал он и где искать: сразу начал проверять сумку, впопыхах даже забыв хоть для виду попросить выложить вещи из карманов одежды. Определенно – он действовал наверняка… И мне только интересно: вы лично осматривали мои вещи, сумку, карманы, пока я был без сознания, или для этих целей у вас тоже есть какой-то отдельный, специально обученный сотрудник?
Когда Роман закончил, лицо Сергея Леонидовича снова озарялось широкой улыбкой, какой-то, впрочем, принужденной.
— В самом деле, ну разве имеет это хоть какое-то значение? — обратился он к Роману, стараясь сохранить прежнюю легкость и иронию в голосе. — По-моему вы отвлекаетесь от главного вопроса. Мне кажется, намного важнее для вас сейчас решить, стоит ли продолжать проявлять необдуманное упорство и, жертвуя столь крупными деньгами, а возможно и своей личной свободой, вводить следствие в заблуждение заведомо ложной информацией; или может лучше честно рассказать все, что вам известно о происхождении этой контрабанды и тем самым не только прийти в согласие со своей совестью, но еще и избавить себя от очень серьезных проблем.
Роман сидел молча, нахмурившись и опустив глаза: слова таможенника заставили его сейчас глубоко задуматься относительно последующих своих действий. «Если я укажу, что понятия не имею, откуда взялись эти таблетки и кому он принадлежат, то точно потеряю десять тысяч евро, неизвестно как буду добираться до дома, и вскоре окажусь на суде, где вполне мне может грозить до пяти лет. Если же я скажу, что эти таблетки принадлежат Дульцову?».
— К чему это упрямство? — продолжал Сергей Леонидович, заметив по выражению лица Романа терзавшие его сомнения. — Зачем вы так настойчиво выгораживаете человека, который втянул вас в такую передрягу. Ведь виноват во всем Дульцов! Он, и никто кроме него… Расскажите правду. Вы должны это сделать. Это не предательство, а восстановление справедливости!
Последние слова Сергея Леонидовича показались Роману невероятно знакомыми. Ощущение дежавю окутало его сознание: при всем желании он не смог бы сейчас вспомнить где слышал их раньше, однако в этот момент как будто перенесся совсем в другое место. Какие-то неясные, но до боли знакомые переживания всполохнулись в нем сейчас и, непонятно отчего, эти переживания вдруг рассеяли мучавшие его сомнения, окончательно утвердив его дух. Роман поднял голову и устремил на Сергея Леонидовича преисполнившийся решимостью взгляд.
— Я расскажу вам все что знаю, — без колебаний заявил он.
Больше интересных статей здесь: Политика.
Источник статьи: Тяга к свершениям: Андрей Меркулов: Часть i, Глава iii, vi.