В одном из своих интервью Светлана Алексиевич, белорусская писательница и журналист, удостоенная Нобелевской премии по литературе, довольно ясно выразила чувство обиды в адрес России, а точнее — её литературного сообщества. Суть претензии заключалась в том, что её не восприняли в качестве шестого российского нобелевского лауреата, следующего за Иваном Буниным, Борисом Пастернаком, Михаилом Шолоховым, Александром Солженицыным и Иосифом Бродским.
1. Стремление к признанию и литературная самоидентификация
Войти в этот блистательный круг, безусловно, было бы лестно. Все перечисленные авторы — фигуры мирового масштаба, чей вклад в культуру неоспорим. Из интервью Алексиевич становится понятно, что она не позиционирует себя исключительно как белорусскую писательницу. Учитывая, что её рабочий язык — русский, она ассоциирует своё творчество с традициями великой русской литературы, с наследием Толстого, Пушкина, Достоевского и той самой «великолепной пятёрки» нобелевских лауреатов.
Светлана Алексиевич.
Формально основания для такого причисления есть. Однако российский литературный мир, как отмечается в статье, дистанцировался от Алексиевич. Создаётся впечатление, что коллективное мнение выразило ей своего рода отказ: «Оставайтесь первым нобелевским лауреатом из Беларуси, этих пяти нам пока достаточно». На что писательница, судя по всему, отреагировала обидой, которая, впрочем, не принесла результата.
2. Журналистская природа творчества
Для тех, кто знаком с биографией и работами Светланы Александровны, очевидно, что в основе её метода лежит журналистика, причём в её, можно сказать, районном, газетном варианте. Её фирменные приёмы — предельная эмоциональность, стремление вызвать у читателя сильный эмоциональный отклик, — коренятся в опыте работы в газете «Припятская правда».
По сути, Алексиевич выступает как собиратель и составитель. Она записывала и монтировала рассказы очевидцев и участников трагических событий — войн, Чернобыльской катастрофы, — оставляя собственного авторского текста минимум. Сама писательница признавалась, что часть материала брала не из первых уст, а из периодических изданий.
Некоторые эксперты видят в этом «исчезновении автора» новаторство. Однако в XXI веке, эпоху блогов и YouTube, преподносить простой пересказ (пусть и талантливо отредактированных) чужих историй как крупное литературное достижение — значит демонстрировать определённую узость взгляда.
3. Разное восприятие на Западе и в России
В целом, книги Алексиевич находятся в одной плоскости с перестроечной и постперестроечной журналистикой, причём не столичного, а скорее регионального размаха. Собранный ею материал, безусловно, ценен и пронзителен — как иначе может быть, когда речь идёт о воспоминаниях участников войн или жертв катастроф?
Обратите внимание: Зачем Алиев подставляет Россию?.
На Западе её работы, особенно «Чернобыльская молитва», пользуются огромным успехом, тиражи исчисляются миллионами. Для западного читателя это одновременно экзотика и страшное, завораживающее чтение о «другом» мире. В России же, где память о войнах и катастрофах жива в семейных историях, эти свидетельства не воспринимаются как нечто уникальное или откровение.
Именно поэтому, как утверждается в статье, русская литературная традиция не приняла претензий Алексиевич на место в одном ряду с классиками. Европа не разглядела в ней прежде всего журналиста, увидев «многоголосый хор». Россия, для которой подобное многоголосие было привычным в публицистике 90-х, быстро определила суть её метода.
4. Критика со стороны российских литераторов
Литературоведы и писатели давали её творчеству довольно жёсткие оценки. Так, Сергей Морозов и Олег Пухнавцев охарактеризовали его как спекулятивно-тенденциозную публицистику. Татьяна Толстая отмечала грубость и примитивность метода, направленного на манипуляцию эмоциями, на «выдавливание слезы». Главный редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков уверен, что её книги — это публицистика, не имеющая отношения к большой литературе, и указывал на свойственную автору «имманентную лихость» — скрытую оппозиционность.
Безусловно, у Алексиевич были и сторонники, но общий вердикт, по мнению автора статьи, таков: российское литературное сообщество не признало её своим шестым нобелевским лауреатом. Бунин, Пастернак, Шолохов, Солженицын и Бродский остались неприкосновенной пятёркой на особом пьедестале.
Алексиевич, конечно, вошла в русскоязычную литературу как её часть — как и любой автор, пишущий на русском языке. Однако коллективное читательское и профессиональное сознание отвело ей своё место — где-то позади, к примеру, Алеся Адамовича, также работавшего в жанре документальной прозы.
Отсюда, вероятно, и проистекает её обида. Обида тщетная, ведь коллективное бессознательное в культуре — сила объективная. Русский читатель сам решает, кто для него является величиной первого ряда. И пока, как заключает автор, в России нет равных той самой пятёрке. И уж тем более их нет в Беларуси.
С наилучшими пожеланиями!
------------
Подписаться на мой канал!
Больше интересных статей здесь: Политика.