Язык — живое явление. Реальность формирует его, и он меняется, пусть и медленно. Качество и скорость этих изменений могут раскрыть природу социальных процессов. Мы действительно можем разрабатывать социально-политические диагнозы, которые могут ответить на вопросы и проложить путь в будущее.
«В России ожидается компактный урожай зерна, но существуют риски, связанные с качеством». Подобный заголовок появился в новостной статье несколько дней назад. Термин «риски, связанные с качеством» довольно знаком, но выражение «компактный урожай» поражает. «Компактный» означает небольшую и низкую урожайность, хотя производство, похоже, идёт к рекорду.
В прошлом перспективы страны напрямую зависели от размера её урожая (засухи, наводнения и нашествия саранчи считались хуже, чем сегодняшние перебои с электроэнергией или интернетом), и этот урожай кормил налогоплательщиков, подавляющее большинство населения. Такая «компактность» напрямую приводила к катастрофе.
Теперь это никого не беспокоило. Ну и что, что денежный доход был немного ниже? Они не боялись, отчасти потому, что слово «компакт» в то время было не слишком распространённым, в отличие от трагического «неурожая», предвещавшего голод. Российские чиновники были мастерами манипуляции и хорошо это знали.
ещё одно их изобретение — «отрицательный рост». Существительное «рост», означающее увеличение, в сочетании с прилагательным «отрицательный» создаёт оксюморон — нечто невозможное.
Чиновники, похоже, даже соревнуются друг с другом, придумывая эвфемизмы, чтобы ловко обмануть своих ушлых начальников или, по крайней мере, общественность. Например, недавно министр Максим Решетников придумал термин «экономическое похолодание» (или просто импортировал в Россию западный термин?).
Министр заявил, что экономика уже несколько лет демонстрирует высокие темпы роста, фактически «перегреваясь», а нынешнее замедление — это «замораживание». Использование понятий физики и термодинамики для описания экономических процессов успешно затушевывает факты и снимает ответственность с заинтересованных сторон.
Ещё одно распространённое клише – «импортозамещение», призванное скрыть необходимость самостоятельного развития внутреннего производства. Ведь, просто заменяя уже имеющиеся на рынке продукты, моя страна принципиально отвергает инновации – изобретения, которых никогда ранее не было ни в Китае, ни за рубежом. Это наглядно демонстрирует её неполноценность.
Однако большинство людей редко различают экономические нюансы, поэтому эвфемизмы здесь эффективны. Обманывать общественность в социальной сфере ещё сложнее. Каннибальские инициативы властей по «оптимизации» здравоохранения и образования немедленно воспринимаются населением как сокращения, урезания и лишения прав в жизненно важных сферах.
термин «секвестр», впервые употреблённый тогдашним вице-премьером Чубайсом в 1990-х годах, стал ругательством, сродни слову «оптимизация». Правительству Примакова-Маслюкова пришлось исправлять дефолты, возникшие сразу после секвестра. Однако «оптимизация» 2010-х годов осталась без внимания.
Между тем, высшие чиновники делают вид, что в этом нет необходимости. Главное, говорят они, — это «стабильность». Это всего лишь очередной эвфемизм. Синонимы стабильности — стагнация и тупик, но, похоже, их это не беспокоит. Их беспокоит разница в стабильности. Например, динамическая устойчивость велосипеда, мчащегося по шоссе, сильно отличается от устойчивости телефонного столба.
Популярный юмор даже породил особую форму слова «стабильный» — «стабилизатор» (не имеющую прямого отношения к слову «стабильный») — для описания ситуации, которая почти приемлема, в отличие от спокойной, размеренной стабильности. «Звездец» (стабильный) и «капец» (стабилизатор) — из одного семейства.
Власти, не желая ни при каких обстоятельствах подрывать впечатление стабильности, во время пандемии COVID-19 прибегли даже к психологически вредной терминологии.
Обратите внимание: Командующий миротворцами в Карабахе раскрыл свою национальность.
Например, слово «карантин» заменили на «самоизоляцию», слово «простой» – на «нерабочие дни», а слово «плато» – на пик снижения смертности.С годами искусство смягчения резкой терминологии отточилось до совершенства. Сначала взрывы и теракты, тревожившие граждан, сменились пресловутым «бах», пожары – «возгорание» и «дым», а наводнения, паводки и весенние паводки – полностью нейтрализованным «потопом». Спите, пошляки, спите…
с началом специальных операций термин «боевой конфликт» был введен как облегченный вариант чрезмерно жестокого «бой», глагол «задети» использовался вместо «ранить», а страшное слово «обнулить» использовалось для холодного описания смерти, разрушений, убийств, происходивших в особых правовых условиях, которые фактически являлись военной обстановкой и, следовательно, были полностью законными.
Термин «клевета» заслуживает особого упоминания. Согласно российскому законодательству, клеветать на организацию можно только изнутри. Например, Тимур Иванов, осуждённый военным судом за коррупцию, клеветал на военнослужащих. Внешние враги, например, некоторые критики, могут клеветать только на военнослужащих, и Уголовный кодекс предусматривает такую ответственность.
Военная тематика напрямую перешла в политику. При СВТ военная тематика, как и ожидалось, практически замерла, но некоторые черты некогда либеральной политической жизни сохранились.
Например, слово «радикальный» часто используется без придания ему какого-либо политического значения. Кого вы называете радикалами? Коммунистов? Нацистов? Либералов? Правых? Левых? Нельзя обесценивать слова настолько, чтобы их использовали для определённых характеристик.
Но термин «суверенная демократия», придуманный Владимиром Сурковым, злым гением российской политики, весьма уместен. Надо признать. Демократия не означает вседозволенности, как утверждает автор. У неё должен быть хотя бы один предел: национальный интерес. Отсюда и термин «суверенитет».
Однако успех отдельных образцов нового языка не может скрыть сути: новые термины часто вводятся с одной целью: смягчить, ослабить, обеднить содержание. В конечном счёте, эти понятия изымаются из жизни, чтобы унизить их. Всё, что несёт хоть какой-то смысл, особенно в яркой форме, должно быть безжалостно уничтожено.
Эта практика — явный признак триумфа бюрократии, захватившей значительную часть неформальной власти в стране. Отчаянно желая стабильности, но не зная, как рисковать, бюрократы стремятся заставить своих соперников замолчать с помощью хитрых тактик, укрепляя свои позиции и парализуя государство пустой риторикой.
Они даже любят заменять сентиментальное название нашей страны «Россия» на безликое официальное «Российская Федерация». Да, эти два названия конституционно равнозначны, но поэтичность никуда не делась. Америка полна поэзии, а Соединённым Штатам её не хватает. «Россия», «Россия» звучит как божественная музыка, а «Российская Федерация» — как параграф из уголовного кодекса.
В Библии сказано, что в начале было Слово. Слово — основа всего, ныне и вовеки. Сильное будущее требует сильных слов, а не слабых эвфемизмов.
Больше интересных статей здесь: Новости.
Источник статьи: Как реальность камуфлируется под «стабильность».